Мужской журнал Doberman.media узнал у представителей ЛГБТК+ сообщества, находящихся за границей в вынужденной иммиграции, как теперь им живется по сравнению с родиной.
По воле судьбы или по собственному выбору наши герои покинули Беларусь и могут сравнить свою жизнь до и после переезда в другую страну. Мы задали нашим героям одинаковые вопросы и попросили поделиться размышлениями о том, как они воспринимали свою жизнь до эмиграции и какова их нынешняя реальность. С какими трудностями они сталкивались дома и с какими в иммиграции? Почему они приняли решение эмигрировать, и что они бы сказали представителям сообщества, которые только размышляют об этом?
Навигация по героям:
Дима, 25 лет
В моей голове застряли слова отца: «геи не достойны жизни и таких нужно истреблять»
Родился я в Беларуси, всю свою сознательную жизнь прожил в Беларуси, в городе Минске. С 2021 года в Беларуси не живу, эмигрировал в Польшу. Живу я не только в Польше, но и в Украине (полгода там, полгода там). Я не могу сказать, что мое принятие было очень простым. Когда ты растешь в семье, где твой отец гомофоб, невозможно прийти к тому, что быть геем – это нормально. В 16 лет я начал понимать, что со мной что-то не так. Я не знал с кем можно поделиться этим. В моей голове застряли слова отца: “геи не достойны жизни, и таких нужно истреблять”. Я постоянно прокручивал в голове самые плохие мысли. Привело это к тому, что я чуть не наложил на себя руки.
Кроме того, в Беларуси с правами ЛГБТК+ все очень плохо. Мне приходилось лгать не только потому, что в Беларуси плохо воспринимают геев, но и потому, что с детства мне закладывали мысль: “не говори о себе ту или иную вещь, так как важно, что о тебе подумают соседи, друзья, коллеги по работе и так далее”. Мне приходилось лгать. Лжи было настолько много, что я попросту запутался в самом себе. Окончательное принятие себя произошло, когда я уехал жить в Украину. Перед тем, как уехать, я поговорил с матерью и рассказал о себе. К счастью, она приняла меня и сказала, что давно догадывалась об этом. К сожалению, а может быть и к счастью, часть моих друзей перестали со мной общаться из-за того, что я гей.
В Беларуси, как я и сказал, все очень плохо с принятием ЛГБТК+ сообщества. Постоянные рейды на гей-клубы, гомофобов пруд пруди. Опять же, постоянно скрываешься, лжешь окружающим, чтобы не потерять работу, чтобы не испортить свою репутацию. И все это работает как порочный круг. Не знаю, для меня это было очень сложно. Эмигрировать я хотел еще в 2019 году, когда понял, что Беларусь для меня слишком тесна. Я перестал видеть свое будущее в Беларуси, поскольку уже тогда я понял, что такое диктатура и постоянные запреты на какие-либо действия или слова. Я готовился к тому, чтобы уехать жить в Украину, но пандемия сыграла с нами всеми в злую шутку. В 2020 году начались протесты, я принимал активное участие во всех акциях, никогда не скрывал своего лица. Часто устраивали с нашим двором (где я жил) свои акции, снимали разные видео, давали интервью и так далее. В 2021 году было принято решение покинуть Беларусь из-за ареста близкого для меня человека и угрозы мне лишения свободы. Все происходило очень быстро, за сутки я уже оказался в России, а еще через 5 дней был в Украине (у меня было 7 дней на то, чтобы уехать из РФ, так как база данных РБ и РФ единая, обновляется она раз в неделю – так мне сказал один из волонтеров).
В Украине было непросто. Первый месяц полная потерянность, ты не понимаешь, что делать дальше. Ты потерял все, назад дороги нет. Был период запрещенных веществ и огромного количества алкоголя, чтобы попросту не принимать того факта, что твоя жизнь разрушена. Спустя месяц я пришел в себя и начал двигаться дальше. В голове была мысль о том, что если я и дальше буду идти в отказ – я либо умру от передоза, либо сопьюсь и тоже умру где-то под забором. К счастью, я достаточно быстро нашел работу и работал уже на украинские компании. В августе 2021 года, я эмигрировал в Польшу и моя жизнь продолжилась уже там.
В Польше было чуть проще, поскольку я был не один; рядом со мной были другие белорусы, и мы помогали друг другу. Сложностей было много. Когда ты путешествуешь по странам – это одно, а когда ты эмигрируешь – это чуть другое. Ты не знаешь, как функционируют законы, как работают самые банальные вещи. Ты изучаешь все с нуля. Новый язык, новые правила, новая жизнь. Не знаю ни одного человека, которому все давалось очень легко и который не столкнулся ни с одной сложностью в процессе эмиграции. Хочу выразить огромную благодарность фондам и волонтерским организациям, которые закрывали 80% вопросов в Польше. Уже через полгода, жизнь вернулась в привычное течение.
Если сравнивать жизнь в ЕС и в РБ, то сейчас я чувствую себя свободным. Да, у меня нет своей квартиры, машины, родственников рядом, как это было в РБ. Но я могу дышать свободной грудью и не скрывать свою ориентацию, поскольку люди здесь защищены. С приходом новой власти в Польше все начинает меняться в сторону ЛГБТК+. Здесь есть масса положительных моментов. В РБ ты живешь как на пороховой бочке, не знаешь, что тебя ждет завтра. Например, поставишь куда-то не туда лайк – сядешь. А в ЕС есть хоть какая-то стабильность, надежность и демократия. В Украине, к слову, я тоже не боялся говорить о себе; даже во всех украинских компаниях все знали о моей ориентации (так как многие видели мои интервью или тиктоки), все относились ко мне с добротой и заботой. Это радовало.
Друзья, не бойтесь эмигрировать. Дважды я терял все и начинал сначала. Я не буду вам лгать и говорить, что все будет хорошо. Наоборот, я вам скажу правду. Будет сложно. Будет много вопросов и проблем, с которыми вы можете столкнуться, но вам всегда придут на помощь. Вам всегда помогут те, кто уже эмигрировал, нас здесь много. Возможно, будет тяжело адаптироваться, но по итогу вы почувствуете этот вкус свободы и поймете, что все было не зря. Не думайте, просто действуйте.
Вадим, 29 лет
Вадим разговаривал с нами на белорусском языке. Это перевод. Оригинал его слов смотрите во вкладке “БЕЛ”
Одним из первых запросов которых я сделал через поисковик было: “можно ли вылечиться от гомосексуальности?”
Я родился в Барановичах (Беларусь), а потом после 17 лет, как поступил в университет, перебрался в Минск и жил там до декабря 2021 года. Мне кажется, я всегда понимал свою какую-то непохожесть, или если можно так сказать, особенность, непохожесть на других ребят. Понимание того, что мне нравятся мужчины пришло когда мне было 6 лет. Точно помню, как мне понравился сосед с которым меня оставляла бабушка и это было особенно. Даже в том возрасте у меня были эротические сны с его участием. Я не знал тогда слово “гей” и что оно означает, но инстинктивно понимал, что откровенно о таком говорить друзьям, маме, или папе точно не надо. Среда, в которой я воспитывался, была, конечно, гомофобной. Всё, начиная от младшей школы, до летнего детского лагеря говорило тебе прятаться в шкаф и притворяться своим среди чужих. И я притворялся, пытался себя убедить, что это пройдет, но ничего не менялось. Помню, когда мне было 13 или 14 лет, и появился первый интернет в телефонах, тогда еще широко не знали гугл и сленговое “гуглить”, но одним из первых запросов которых я сделал через поисковик было: “можно ли вылечиться от гомосексуальности?”
Сейчас вспоминаю это и даже не по себе, но это хороший пример, показывающий, какое в обществе царило настроение. После переезда в столицу, я еще пытался встречаться с девушками, даже до 2-го курса университета, а также делал себе карантин на гей-порно. Я пытался забыть, не совсем понимая что обманывал себя все это время. На конце 2-го курса университета случился мой первый контакт с парнем. Это было случайно и вовсе не в Минске. Я сильно желал путешествовать и собрав деньги решил съездить на концерт Beyonce в Белград. Там и случился интересный случай, но это был не секс. Парень просто касался моей руки: то крепко ее сжимал, то легко поглаживал пальцами. Было это в большой толпе людей, которые пришли смотреть на звезду мирового уровня, но мне было не до нее. Меня это очень взволновало, мое сердце сильно стучало, но дальше этого ничего не пошло. После того как концерт закончился, он, глядя на меня, растворился в толпе, а я пытался его найти. Понятно, что это не имело смысла.
Время шло, я более уверенно себя чувствовал как гей, но внешняя среда в Беларуси не изменилась. Открыто разговаривать, поднимать вопросы об этом, в стране, в которой и сейчас создаются административные статьи за так называемую пропаганду ЛГБТК+, никто, конечно не будет. Даже раньше, до статьи, всегда когда я шел на свидание с парнем в кафе в Минске и речь заходила о нашем “секрете” – тон голоса становился тише, чтобы никто не услышал наш разговор и не понял что мы геи. Может никто ничего и не сделал бы, но этот страх быть раскрытым сковывал до кома в горле. В Минске, во времена 2010-16 годов было 1 или 2 места, которые назывались гей-клубами, или открытыми пространствами; никто в официальном названии не использовал приставку “гей”, но люди знали, что там можно было быть самим собой. Например, культовые места Casta Diva, или кафе Ромашка, или клуб Вавилон. Все эти места уже давно не существуют, и, на мой взгляд-это значительное препятствие для ЛГБТК-сообщества.
Я уехал из Беларуси в декабре 2021 года. Причиной был 2020 год и мое активное участие в протестном движении (против фальсификации президентских выборов 2020 и беспредела силовиков, – прим. Doberman.media). На тот момент, когда я решал уезжать, мой бывший парень уже перебрался в Украину к своим друзьям. Я долго колебался насчет переезда, а он пытался меня убедить, что надо ехать сейчас. В один момент я почувствовал, что все настолько сжалось, новостной фон был уже невыносим, и я в течение полутора дней принял решение переезжать. Собрал самые необходимые вещи, приобрел билет на поезд до Москвы, а оттуда самолетом через Варшаву до Львова. Там мы прожили почти 2 месяца и в начале февраля, получив предложение по работе я переехал в Варшаву. В течение следующей недели переехал и бывший парень. Нам повезло, ведь моя фирма всем нас обеспечила. От агента, который занимался документами на получение ВНЖ, билетов на самолет, до временного жилья и продуктов в холодильнике на неделю. Интересно, что компания покрывала все и бывшему партнеру, даже не требуя никаких документов о легализации отношений.
В новой стране я чувствую себя лучше со всех точек зрения. Польша несравненно более свободная страна, прошедшие выборы в польском сейм наглядно это демострируют. Меня, например, сильно удивил тот факт, что если правительство изменило общий налог с 15 до 12%, то сумма переплаты позже пришла на карту. Более того, если ты подаешь налоговую декларацию, а это здесь должен делать каждый, кто официально платит налоги, ты можешь направить 1.5% своих доходов в любую NGO (некоммерческая негосударственная организация), или просто сообщество, которое репрезентирует твои интересы. Не знаю, доживем ли мы до такого в Беларуси.
Но, конечно, здесь есть и свои сложности. Например, сильное влияние религии, и, пока еще существующий запрет абортов, инфляция, а также гомофобия. Конечно, в Варшаве, или в других крупных городах люди могут даже за руки держаться, если они, например, гуляют в центре. Я уже не говорю, что в каждом крупном городе проходит прайд, но если посмотреть более провинциальную местность вы такого там не увидите. Ранее, пару лет назад, в Люблине и Белостоке существовали зоны свободные от ЛГБТК+, они себя обозначали стикерами, но сейчас, к счастью, такого нет. И это совершенно не свидетельствует, что там люди стали более толерантны. При этом здесь гораздо больше чувствуется, что ты в силах изменить что-либо, если тебя что-то не устраивает. Имею в виду пункт отношений власть-общество. По всему видно, что страна развивается и имеет хороший шанс в будущем быть еще более экономически сильной.
Я нарадзіуся ў Баранавічах, а потым пасля 17 год, як паступіў ва ўніверсітэт, перабраўся ў Менск і жыў там да снежня 2021 года. Мне падаецца, я заўседы разумеў сваю нейкую непахожасць, ці калі можна так сказаць, асаблівасць, непадобнасць да другіх хлопцаў. Разуменне таго, што мне падабаюцца мужчыны прыйшло калі мне было 6 год. Дакладна памятаю, як мне спадабаўся сусед з якім мяне пакідала бабуля і гэта было асабліва. Нават у тым узросце ў мяне былі эратычныя сны з ягоным удзелам. Я не ведаў тады слова гей і што яно азначае, але інстынктыўна разумеў, што адкрыта пра такое казаць сябрам, матуле, ці таце дакладна не будзеш. Асяроддзе, у якім я выхоўваўся, было, канешне, гамафобнае. Усё, пачынаючы ад малодшай школы, да летняга дзіцячага лагера казала табе хавацца у шафу і прыкідывацца сваім сярод чужых. I я прыкідываўся, спрабаваў сябе пераканаць, што гэта пройдзе, але нічога не зменялася. Памятаю, калі мне было 13 ці 14 год, і з’явіўся першы інтэрнэт у тэлефонах, тады яшчэ шырока не ведалі гугл і слэнгавае “гугліць”, але адным з першых запытаў якіх я зрабіў праз паіскавік было: “Ці можна вылечыцца ад гомасэксуальнасці?”
Зараз узгадваю гэта і нават не па сабе, але гэта добры прыклад, які паказвае, які ў грамадстве панаваў настрой. Пасля пераезду ў Менск, я яшчэ спрабаваў сустракацца з дзяўчынамі, нават да 2-га курса універсітэта, а таксама рабіў сабе карантын на гей-порна. Я спрабаваў забыцца, не зусім разумеючы што падманаваў сябе увесь гэты час. На канцы 2-га курса універсітэта здарыўся мой першы кантакт з хлопцам. Гэта было выпадкова і зусім не ў Менску. Я моцна жадаў падарожнічаць і сабраўшы грошы вырашыў з’ездзіць на канцэрт Beyonce у Белград. Там і здарыўся цікавы выпадак, але гэта быў не сэкс. Хлопец проста кранаўся маёй рукі: то крэпка яе сжымаў, то лёгка паглажваў пальцамі. Было гэта ў вялікім натоўпе людзей, якія прыйшлі глядзець на зорку сусветнага ўзроўню, але мне было не да яе. Мне гэтага вельмі расхвалявала, маё сэрца моцна стукала, але далей гэтага нічога не пайшло. Пасля таго, як канцэрт скончыўся, ён, гледзячы на мяне, растварыўся ў натоўпе, а я спрабаваў яго знайсці. Зразумела, што гэта не мела сэнсу.
Час ішоў, я больш ўпэнена сябе адчуваў як гей, але знешняе асяродзе ў Беларусі не змянілась. Адкрыта размаўляць, падымаць пытанні пра гэта, ў краіне, ў якой і зараз ствараюцца адміністратыўныя артыкулы за так званую прапаганду ЛГБТК+, ніхто, канешне не будзе. Нават раней, да артыкула, заўсёды калі я ішоў на спатканне з хлопцам у кафе ў Менску і гаворка заходзіла пра наш “сакрэт” – тон голаса станавіўся цішэйшым, каб ніхта не пачуў нашу размову і не зразумеў што мы геі. Можа ніхто нічога і не зрабіў бы, але гэты страх быць раскрытым сковываў да кома ў горле. У Менску, у часы 2010-16 гадоў было 1 ці 2 месца, якія называліся гей-клубамі, ці адкрытымі прасторамі; ніхто ў афіцыйнай назве не выкарыстоўваў прыстаўку гей, але людзі ведалі, што там можна было быць самім сабой. Напрыклад, культавыя месцы Casta Diva, ці кафе Рамонак, ці клюб Вавілон. Усе гэтыя месцы ўжо даўно не існуюць, і, на мой погляд – гэта значная перашкода для супольнасці.
Я з’ехаў з Беларусі ў снежні 2021 года. Прычынай быў 2020 год і мой актыўны удзел у пратэстным руху. На той момант, калі я вырашаў з’язджаць, мой былы хлопец ужо перабраўся ва Украіну да сваіх сяброў. Я доўга вагаўся наконт пераезда, а ён спрабаваў мяне пераканаць, што трэба ехаць зараз. У адзін момант я адчуў, што усё настолькі сціснулась, навінны фон быў ужо невыносны, і я цягам паўтара дзён прыняў рашэнне пераязджаць. Сабраў самыя неабходныя рэчы, набыў квіток на цягнік да Масквы, а адтуль самалётам праз Варшаву да Львова. Там мы пражылі амаль 2 месяцы і напачатку лютага, атрымаўшы прапанову па працы я пераехаў у Варшаву. Цягам наступнага тыдня перахаў і былы хлопец. Нам пашанцавала, бо мая кампанія ўсім нас забяспечыла. Ад агента, які займаўся дакументамі на атрыманне ВНЖ, квіткоў на самалет, да часовага жылля і прадуктаў у лядоўні на тыдзень. Цікава, што кампанія пакрывала ўсё і былому партнёру, нават не патрабуючы ніякіх дакументаў аб легалізацыі адносін.
У новай краіне я адчуваю сябе лепш з усіх пунктаў гледжання. Польша непараўнальна больш свабодная краіна, мінулыя выбары у польскім сейм наглядна гэта дэмаструюць. Мяне, напрыклад, моцна здзівіў той факт, што калі ўрад змяніў агульны падатак з 15 да 12%, то сумма пераплаты пазней прыйшла на карту. Больш за тое, калі ты падаеш падатковую дэклараюцыю, а гэта тут павінен рабіць кожны, хто афіцыйна плаціць падаткі, ты можаш накіраваць 1.5% сваіх падатакаў у любую NGO, ці проста суполку, якая рэпрэзэнтуе твае інтэрэсы. Не ведаю, ці дажывем мы да такога ў Беларусі.
Але, канешне, тут ёсць і свае складанасці. Напрыклад, моцны ўплыў рэлігіі, і, пакуль яшчэ існуючая забарона абортаў, інфляцыя, а таксама гамафобія. Канешне, ў Варшаве, ці ў іншых буйных гарадах людзі могуць нават за рукі трымацца, калі яны, напрыклад, гуляюць у цэнтры. Я ўжо не кажу, што ў кожным буйным горадзе праходзіць прайд, але калі паглядзець больш правінцыяльную мясцовасць вы такого там не пабачыце. Раней, пару год таму, у Любліне і Беластоку існавалі зоны вольныя ад ЛГБТК+, яны сябе пазначалі сцікерамі, але зараз, на шчасце, такого няма. І гэта зусім не сведчыць пра тое, што там людзі сталі больш талерантныя. Пры гэтым тут значна больш адчуваецца, што ты ў сілах змяніць што-небудзь, калі цябе нешта не задавальняе. Маю на ўвазе пункт стасункаў улада – грамадства. Па ўсім бачна, што краіна развіваецца і мае добры шанец ў будучыні быць яшчэ больш эканамічна моцнай.
Дмитрий, 35 лет
Один раз меня избила целая компания из 5 гомофобов прямо в городе среди бела дня, и если бы не вмешавшиеся прохожие, то, возможно, меня бы и убили у всех на глазах
Полгода назад переехал в Польшу, а до этого всю жизнь жил в Беларуси, в Гродно.
В подростковом возрасте я довольно быстро осознал, что являюсь не натуралом, однако думал, что я бисексуал, т.к. мне нравились в то время и девочки, и мальчики. Школа и двор – максимально гомофобные и нетолерантные места, поэтому только после окончания школы я набрался смелости и признался своему лучшему другу-натуралу в своей ориентации, на удивление, он прореагировал очень хорошо и поддержал меня. Затем в возрасте 19-24 лет была длинная стадия принятия, во время которой я понял, что сексуальная ориентация не является категорией, а спектром, т.к. я встречался с девушками, но понимал, что иногда меня привлекали девушки, а иногда парни. После службы в армии и смерти моей бывшей девушки, с которой мы остались хорошими друзьями и много общались, как-то само собой пришло осознание того, что в мои 25 лет парни меня привлекают больше, и тогда я стал задумываться о серьезных отношениях. Затем через интернет я познакомился со своим парнем, и вот мы уже 10 лет вместе.
Как представитель ЛГБТК+, примерно до 25 лет я ощущал себя ужасно, так как в школе нельзя было ни с кем об этом поговорить, никакой информации о ЛГБТК+ не было, и слов таких вслух не произносили. Во время университета стало еще хуже, так как внутри шел процесс принятия и осознания, организм требовал секса, а познакомиться в Гродно с кем-то было целой секретной миссией. Все боялись, шифровались, использовали чужие фотографии, и не зря, так как один раз меня избила целая компания из 5 гомофобов прямо в городе средь белого дня, и если бы не вмешавшиеся прохожие, то возможно, меня бы и убили у всех на глазах.
Только после 25, когда у меня завязались серьезные отношения с парнем, я открылся всем своим друзьям. Большинство из них нормально отнеслись к моему coming out, и с тех пор я ощущал себя лучше, перестал скрывать ориентацию, не говорил о ней направо и налево, но если у меня спрашивали, отвечал прямо.
Переехать мы хотели давно, так как на протяжении 8 лет мы ездили в отпуск в разные страны Европы и видели совершенно другое отношение к геям – нормальное отношение, когда большинству людей не важно, идёт за руку парень с девушкой или два парня, когда в городах есть гей-клубы, где ты можешь танцевать и одеваться так, как ты хочешь, а не контролировать себя на танцполе, чтобы никто из окружающих не подумал о тебе ничего. И в итоге в прошлом году все совпало, ситуация в стране уже несколько лет нестабильная, мой парень нашел официальную работу в Польше, и желание переехать совпало с возможностями.
Хорошо, как ни крути, но Польша намного более толерантная к ЛГБТК+-людям страна. Да, есть сложности, польский язык даётся нелегко, документы на ВНЖ подать – целый квест, но я понимаю, что изучение нового языка и легализация пребывания в любой другой стране будут нелегкими, не только в Польше.
В Беларуси нет ЛГБТК+-организаций, нет открытых представителей сообщества, нет никаких механизмов поддержки и защиты от дискриминации. В Слупске (Польша), городе с населением менее 100 тыс., где мы сейчас живем, есть своя ЛГБТК+-организация SLUPSQ+, которая уже проводила в прошлом году здесь “марш ровности”. В кофейне в центре города висят радужные флаги, и в 2023 году проводились два раза ЛГБТК+-френдли вечеринки. Не представляю такого в каком-нибудь белорусском городе, например, Лиде или Волковыске. Поэтому даже тут, живя в маленьком городе, я чувствую себя намного комфортнее.
Скажу так, мне очень повезло с друзьями, которые во время моей жизни в Беларуси действительно очень сильно меня поддерживали, и я прекрасно понимаю, что у каждого своя ситуация: у кого-то семья и родственники, у кого-то работа и учеба. Поэтому говорить всем “Уезжайте!” я не буду. Могу сказать только за себя: я открытый представитель ЛГБТК+, и мне стало намного спокойнее тут. Я чувствую себя более защищенным и меньше стрессую.
Дмитрий Король
Дмитрий разговаривал с нами на белорусском языке. Это перевод. Оригинал его слов смотрите во вкладке “БЕЛ”
Проблема квир-сообщества Беларуси в том, что люди до сих пор боятся и стыдятся своей сексуальности, поэтому так мало открытых квиров […] Диктатура не любит людей, которые вдохновляют других быть свободными.
Я врач, квир-активист, дрэг-Квинн.
Постепенно приходило понимание, что мне нравятся парни. Среда была не гомофобной, только родители отнеслись негативно, выгнали из дома и заставили сменить фамилию. Все друзья, знакомые и, даже, друзья родителей приняли меня. С родителями контакт сейчас есть, но они не хотят разговаривать на тему “гейства”.
Я чувствовал, что нахожусь в бабле, который меня поддерживает. Понимал, что рано или поздно может произойти ситуация, где мне могут навредить или перекрыть дорогу к росту из-за сексуальности.
Проблема квир-сообщества Беларуси в том, что люди до сих пор боятся и стыдятся своей сексуальности, поэтому так мало открытых квиров. А гетеробольшинство имеет страхи и негативные ожидания, так как часто люди не имеют в своей среде открытых геев.
Почему я решил эмигрировать? Ведь понимал, что рано или поздно придут и за мной, если я буду продолжать быть собой, открытым и свободным. Диктатура не любит людей, которые вдохновляют других быть свободными. Так через коллег до меня дошла инфа, что надо убегать, иначе будут проблемки.
Сейчас я живу лучшей жизнью, которую мог себе представить раньше. Имею зарплату врача, уважение квир-комьюнити и творческую реализацию. Делаю проекты и наслаждаюсь жизнью.
С какими вызовами пришлось столкнуться?! Со своими страхами, негативными ожиданиями, бюрократией и еще разными вещами. Сейчас вызов в том, что демократические институции в Германии переживают кризис и мы, как квир-сообщество, пытаемся помочь им в борьбе с правопопулистами.
Главное различие между жизнью в Беларуси и страной, где я живу сейчас в том, что я не считаю и не чувствую себя второсортным человеком, по сравнению с гетеро, как это было в Беларуси. Считаю, что среда здесь больше способствует саморазвитию. Никому здесь не нужно доказывать, что ты тоже человек. Просто делай что хочет сердце, иди и строй свою историю.
Что бы я хотел сказать КСИР-общине Беларуси? Учите языки и софт скилс. Переедете вы или нет, неизвестно пока. Но лучше к эмиграции подготовиться. Даже, если она не случится, владение языками и хорошей коммуникацией будет помогать вам в жизни. Просчитывайте свои риски и будьте подготовлены к различным вариантам, чтобы выйти из проблемных моментов сияя.
Праблема квір-супольнасці Беларусі ў тым, што людзі дагэтуль баяцца і саромяцца сваёй сэксуальнасці, таму так мала адкрытых квіроў
Я ўрач, квір-актывіст, дрэг-квін.
Паступова прыходзіла разуменне, што мне падабаюцца хлопцы. Серада была не гамафобнай, толькі бацькі паставіліся негатыўна, выгналі з дому і прымусілі замяніць прозвішча. Усе сябры, знаёмыя і, нават, сябры бацькоў прынялі мяне. З бацькамі кантакт зараз ёсць, але яны не хочуць размаўляць на тэму гейства.
Я адчуваў, што знаходжуся ў бабле, які мяне падтрымлівае. Разумеў, што рана ці позна можа адбыцца сітуацыя, дзе мне могуць нашкодзіць ці перакрыць дарогу да росту праз сэксуальнасць.
Праблема квір-супольнасці Беларусі ў тым, што людзі дагэтуль баяцца і саромяцца сваёй сэксуальнасці, таму так мала адкрытых квіроў. А гетэрабольшасць мае страхі і негатыўныя чаканні, бо часта людзі не маюць у сваім асяроддзі адкрытых квіроў.
Чаму я вырашыў эмігрыраваць? Бо разумеў, што рана ці позна прыйдуць і за мной, калі я буду працягваць быць сабой, адкрытым і свабодным. Дыктатура не любіць людзей, якія натхняюць іншых быць свабоднымі. Так праз калег да мяне дайшла інфа, што трэба ўцякаць, інакш будуць праблемкі.
Зараз я жыву лепшае жыццё, якое мог сабе ўявіць раней. Маю заробак урача, павагу квір-кам’юніці і творчую рэалізацыю. Раблю праекты і атрымліваю асалоду ад жыцця.
З якімі выклікамі прыйшлося сутыкнуцца?! Са сваімі страхамі, негатыўнымі чаканнямі, бюракратыяй і яшчэ рознымі рэчамі. Зараз выклік у тым, што дэмакратычныя інсцітуцыі ў Германіі перажываюць крызіс і мы, як квір-супольнасць, спрабуем дапамагчы ім у барацьбе з правапапулістамі.
Галоўнае адрозненне паміж жыццём у Беларусі і краінай, дзе я жыву зараз ў тым, што я не лічу і не адчуваю сябе другасортным чалавекам, у параўнанні з гетэра, як гэта было ў Беларусі. Лічу, што асяроддзе тут больш спрыяе самаразвіццю. Нікому тут не трэба даказваць, што ты таксама чалавек. Проста рабі што хоча сэрца, ідзі і будуй сваю гісторыю.
Што бы я жадаў сказаць квір-суполке Беларусі? Вучыце мовы і софт скілс. Пераедзеце вы ці не, невядома пакуль. Але лепш да эміграцыі падрыхтавацца. Нават, калі яна не здарыцца, валоданне мовамі і добрай каммунікацыяй будзе дапамагаць вам у жыцці. Пралічвайце свае рызыкі і будзьце падрыхтаваныя да розных варыянтаў, каб выйсці з праблемных момантаў ззяючы.
Алеся, 30 лет
Алеся разговаривала с нами на белорусском языке. Это перевод. Оригинал ее слов смотрите во вкладке “БЕЛ”
Мы такие же люди как и все остальные и имеем права на то, как быть полноценными!
Меня зовут Алеся, я из Беларуси. Можно говорить, что я всю жизнь прожила в “шкафу,” пока не встретила свою девушку и будущую жену. Моя первая влюбленность произошла еще в лет 14. Она была на лет 5-6 старше меня, и, конечно, ни о чем не догадывалась. Я не понимала, что со мной происходит, меня это ужасно смущало, что в присутствии этой девушки я чувствую что-то необычное, когда ты и хочешь и боишься поднять глаза на человека, не говоря уже о том, когда она звала меня по имени. Через меня пробегал ток.
Тогда не было почти никакой информации о геях или лесбиянках, единственные гомосексуалисты, которых я видела, были Борис Маисеев и группа Тату. И это казалось чем-то запретным, чем-то, чем хорошие девочки не занимаются, а я, к слову, была отличница в школе, читала книжки, не курила и по подъездам не бродила. Родители думали, что у них идеальный ребенок. Смешно так сейчас.
Как я уже говорила, то, что я нетрадиционной ориентации, я поняла только в 26 лет, когда встретила свою девушку, с которой мы сейчас встречаемся, и недавно, было уже 5 лет, как мы вместе. Но до нее я встречалась с парнями. Но “встречалась ” – громко сказано. У меня были только одни более-менее серьезные отношения. По большему отношения не складывались. С некоторыми даже чувствовала какую-то угрозу. Даже с парнем, которого, можно говорить, я любила, у нас были достаточно токсичные отношения, и мне многое не нравилось, но меня растили типичные родители “Советского воспитывания”, когда женщина должна слушать мужчину, присматривать за ним, прислуживать ему. У меня самой долгое время была внутренняя гомофобия, даже когда мы начали встречаться с моей девушкой.
Долгое время я находилась в среде людей, где было нормально сердито шутить про “педиков” и говорить “Я же не гей какой-то” и так далее. Мне было трудно принять мысль, что я нормальная. Но я влюбилась в человека одного пола со мной и впервые почувствовала себя такой счастливой, что поняла, что с этой внутренней гомофобией нужно что-то делать. Где-то в 20-м году я начала терапию, не только потому что хотела понять, как мне жить с пониманием, что я сейчас в глазах большинства людей и общества “не такая как надо,” но и по другим потребностям, но терапия значительно мне помогла.
Не буду говорить, что я когда-нибудь чувствовала какую-то агрессию в свою сторону. Но о наших отношениях знали только наши самые близкие друзья, и, честно говоря, на девушек изредка смотрят искоса, когда они держатся за руки или снимают вместе квартиру. Ребятам гораздо сложнее. Но, конечно, со своим острым и эмоциональным восприятием реальности, Я замечала иногда эти косые взгляды в нашу сторону. Да и что говорить, моя самая лучшая на то время подруга сказала, что не сможет со мной больше близко дружить, так как ей это непонятно. Это было очень больно, я до сих пор проживаю эту травму. Но теперь я понимаю, что дело было, пожалуй, не в том, что она была гомофобкой, а в том, что она увидела в моей девушке соперницу, угрозу нашей дружбе. И на то время у меня не было сил и желания что-то ей объяснять или как-то бороться за нашу дружбу. А может она и гомофобка, и от этого не легче.
Эмиграция была вынужденным шагом из-за событий в Беларуси в 20-м году, как и у многих других белорусов. Но конечно, мы тоже понимали, что если мы хотим жить открыто, хотим жениться и завести детей, то в Беларуси это, увы, невозможно.
Мы переехали в Грузию-страну с невероятно красивыми пейзажами и невероятно консервативными взглядами. Хотя гей-камьюнити здесь большая, даже более открытая, чем в Беларуси. Здесь гораздо чаще можно встретить людей, которые из-за своей внешности довольно недвусмысленно транслируют свою ориентацию. Удивительно, но здесь, в этой консервативной, православной стране мы почувствовали бОльшую свободу и больше доверия, что ты можешь быть тем, кто ты есть, любить девушку и скрывать это только в разговорах со взрослым поколением.
Мы прожили 2 года в Грузии, очень радовались, когда здесь был ну пусть не гей-парад, но происходили какие-то мероприятия вроде недели гордости. Мы знали, что здесь происходило в 2021 году, когда во время попытки проведения прайда убили журналиста, в 2022 и 2023 сами видели этих отбитых на голову гоблинов, которые шли по улицам Тбилиси с иконами в руках, которые разгромили прайд фестиваль, который так и не состоялся, потому что начался погром, и организаторов вывозили оттуда, мы также знали, что полиция много на что закрывала глаза. Но все равно это было не Беларусь, где о гомосексуалистах разговаривают только за закрытыми дверями, словно у нас до сих пор еще Советский Союз.
В 2023 году мы решили съездить пожить в Аргентину. Мы безоговорочно знали, какая здесь сильная поддержка ЛГБТК+, мы знали, что здесь мы можем жениться даже как туристы и можем завести детей, если пожелаем. Первые месяцы я чувствовала себя как в сериале Sex Education во 2-м сезоне, где Эрик говорит: “Everybody is gay! Gays are everywhere.” Это было так необычно видеть парней, который держатся за руки, целуют друг друга. Здесь видишь людей, которые выглядят так, как им хочется: ребята рисуют глаза и ногти, носят серьги и кольца, надевают открытые топы, не стесняются показывать свои тела, в общем одеваются очень ярко и эпатажно. Мне очень нравится смотреть здесь на таких разных людей. Я говорю о парнях, потому что искренне считаю, что девушкам легче немножко, особенно в смысле выражения себя через внешность. Тут вообще люди другие: девушки менее закомполексированы по поводу своего веса, чаще встречаешь женщин-таксистов, женщин-водителей общественного транспорта, полицейских; мужчины более мягкие, очень часто можно встретить пап, которые ухаживают за детьми с какой-то женской энергией, не стесняются выражать любовь и нежность к своим детям, женщинам. В присутствии мужчин не чувствуешь этой подавляющей, угрожающей мускулистости.
Кажется, если бы я вернулась сейчас в Беларусь, мне было бы очень трудно снова спрятаться в “шкаф.”Я не хочу целоваться со своей девушкой посреди улицы. Нет, напротив, я бы сказала, Мы довольно сдержанные и скромные. Но я не хочу, каждый раз, когда рассказываю что-то и припоминаю свою девушку, выбирать слова, гадать, можно ли с этим человеком быть собой или лучше сказать, что это моя подруга. Не хочу чувствовать это давление патриархальной среды, где априорно люди считают, что твой партнер-это парень, где им даже в голову не всем приходит, что может быть иначе. И конечно, я хочу быть уверенной, что если мы женимся, то это будет полностью поддерживаться на всех уровнях общественной жизни.
Я считаю, что выбор страны для переезда зависит от ваших приоритетов и ваших взглядов. Например, мы думаем о том, чтобы возвращаться в Европу, так как нам ближе менталитет, культура, хотя, казалось бы, Аргентина-идеальная страна для представителей ЛГБТК+, здесь проще получить гражданство, проще легализоваться, здесь ты можешь быть собой. Оставаться ли в Беларуси? Мне кажется, это личный выбор каждого, так как на переезд решаются не всегда из-за того, какие обстоятельства с вопросом ЛГБТК+, здесь очень много факторов. Но я считаю, что безопасность – очень весомый аргумент, и если вы чувствуете себя под угрозой, вам тяжело и некомфортно, это очень такой сильный толчок в спину, что нужно что-то менять в жизни. Жить всю жизнь в” шкафу”, скрывать от общества то, кто ты есть на самом деле, это изнуряет и исчерпывает слишком много энергии, не говоря о том, что это просто несправедливо, ведь мы такие же люди как и все остальные и имеем права на то, как быть полноценными гражданами той страны, где живет.
Мы такія ж людзі як і ўсе астатнія і маем правы на тое, как быць паўнавартаснымі!
Мяне завуць Алеся, я з Беларусі. Можна казаць, што я ўсе жыцце пражыла ў “шафе,” пакуль не сустрэла сваю дзяўчыну і будучую жонку. Мая першая закаханасць адбылася яшчэ ў гадоў 14. Яна была на гадоў 5-6 старэйшая за мяне, і, канешне, ні аб чым не здагадвалася. Я не разумела, што са мной адбываецца, мяне гэта жудасна бянтэжыла, што ў прысутнасці гэтай дзяўчыны я адчуваю нешта незвычайнае, калі ты і хочаш і баішся падняць вочы на чалавека, не кажучы ўжо пра тое, калі яна звала мяне па імені. Праз мяне прабягаў ток.
Тады ні было амаль ніякай інфармацыі пра гееў ці лесбіянак, адзіныя гомасэксуалісты, якіх я бачыла, былі Барыс Маесееў і группа Тату. І гэта здавалася нечым забароненым, нечым, што добрыя дзяўчынкі не займаюцца, а я, да слову, была выдатніца ў школе, чытала кніжкі, не паліла і па пад’ездах не бадзярылася. Бацькі думалі, што ў іх ідэальнае дзіця. Смешна так зараз.
Як я ўжо казала, тое, што я нетрадыцыйнай арыентаціі, я зразумела толькі ў 26 гадоў, калі сустрэла сваю дзяўчыну, з якой мы зараз сустракаемся, і нядаўна, было ўжо 5 гадоў, як мы разам. Але да яе я сустракалася з хлопцамі. Але “сустракалася” гучна сказана. У мяне былі толькі адныя больш-менш сур’езныя адносіны. Па большасці адносіны не складываліся. З некаторымі нават адчувала нейкую пагрозу. Нават з гэтым хлопцам, якога, можна казаць, я кахала, у нас былі досыць таксічныя адносіны, і мне шмат чаго не падабалася, але мяне гадавалі тыповыя бацькі савецкага выхоўвання, калі жанчына павінна слухаць мужчыну, даглядваць за ім, прыслугоўваць яму. У мяне самой доўгі час была ўнутраная гамафобія, нават калі мы пачалі сустракацца з маей дзяўчынай. Доўгі час я знаходзілася ў ассяроддзі людзей, дзе было нармальна злосна жартаваць пра “педыкаў” і казаць “я ж не гей нейкі” і гэдык далей. Мне было цяжка прыняць думку, што я нармальная. Але я закахалася ў чалавека аднаго полу са мной і ўпершыню адчула сябе такой шчаслівай, што зразумела, што з гэтай унутранай гамафобіяй трэба нешта рабіць. Дзесьці ў 20-м гаду я пачала тэрапію, не толькі таму што хацела зразумець, як мне жыць з разуменнем, што я цяпер у вачах большасці людзей і грамадства “не такая як трэба,” але і па іншых патрэбах, але тэрапія значна мне дапамагла.
Не буду казаць, што я калі-небудзь адчувала нейкую агрессію ў свой бок. Але пра нашыя адносіны ведалі толькі нашыя самыя блізкія сябры, і, шчыра кажучы, на дзяўчын зрэдку глядзяць скоса, калі яны трымаюцца за рукі або здымаюць разам кватэру. Хлопцам значна складаней. Але, канешне, са сваім вострым і эмацыянальным успрыманнем рэальнасці, я заўважала часам гэтыя касыя позіркі ў наш бок. Да і што казаць, мая самая лепшая на той час сяброўка сказала, што не сможа са мной больш блізка сябраваць, бо ей гэта незразумела. Гэта было вельмі балюча, я да гэтай пары пражываю гэтую траўму. Але зараз я разумею, што справа была, мабыць, не ў тым, што яна была гамафобка, а ў тым, што яна ўбачыла ў маей дзяўчыне саперніцу, пагрозу нашаму сяброўству. І на той час у мяне не было сіл і жадання штосьці ей тлумачыць ці неяк змагацца за нашае сяброўства. А можа яна і гамафобка, і ад гэтага не лягчэй.
Эміграцыя была вымушаным крокам з-за падзей у Беларусі ў 20-м годзе, як і ў многіх іншых беларусаў. Але канешне, мы таксама разумелі, што калі мы жадаем жыць адкрыта, жадаем ажаніцца і завесці дзяцей, то ў Беларусі гэта, нажаль, немагчыма.
Мы пераехалі ў Грузію – краіну з неверагодна прыгожымі краявідамі і неверагодна кансерватыўнымі поглядамі. Хаця гей-камьюніці тут вялікая, нават больш адкрытая, чым у Беларусі. Тут значна часцей можна сустрэць людзей, якія праз сваю знешнасць даволі недвухсэнсава трансліруюць сваю арыентацыю. Дзіўна, але тут, у гэтай кансерватыўнай, праваслаўнай краіне мы адчулі большую свабоду і больш даверу, што ты можаш быць тым, хто ты есць, кахаць дзяўчыну і хаваць гэта толькі ў размовах з дарослым пакаленнем.
Мы пражылі 2 гады ў Грузіі, вельмі радаваліся, калі тут быў ну хай не гей-парад, але адбываліся нейкія мерапрыемства накшталт тыдню гордасці. Мы ведалі, што тут адбывалася ў 2021 годзе, калі пад час спробы правядзення прайд парада забілі журналіста, у 2022 і 2023 самі бачылі гэтых адбітых на галаву гоблінаў, якія ішлі па вуліцах Тбілісі з іконамі ў руках, якія разграмілі прайд фэст, які так і не адбыўся, таму што пачаўся пагром, і арганізатараў вывазілі адтуль, мы таксама ведалі, што паліцыя шмат на што зачыняла вочы. Але ўсё адное гэта было не Беларусь, дзе пра гамасэксуалістаў размаўляюць толькі за зачыненымі дзвярыма, нібы ў нас да сіх пор яшчэ савецкі саюз.
У 2023 годзе мы вырашылі з’ездзіць пажыць у Аргенціну. Мы безумоўна ведалі, якая тут моцная падтрымка ЛГБТК+, мы ведалі, што тут мы можам ажаніцца нават як турысты і можам завесці дзяцей, калі пажадаем. Першыя месяцы я адчувала сябе як у серыяле Sex Education у 2-м сезоне, дзе Эрык кажа: “Everybody is gay! Gays are everywhere.” Гэта было так незвычайна бачыць хлопцаў, які трымаюцца за рукі, цалуюць адзін аднаго ў скроні. Тут бачыш людзей, якія выглядаюць так, як ім хочацца: хлопцы малююць вочы і ногці, носяць завушніцы і пярсценкі, апранаюць адкрытыя топы, не сарамеюцца паказваць свае цела, увогуле апранаюцца вельмі ярка і эпатажна. Мне вельмі падабаецца глядзець тут на такіх розных людзей. Я кажу пра хлопцаў, таму што шчыра лічу, што дзяўчынам лягчэй трошкі, асабліва ў сэнсе выражэння сябе праз знешнасць. Тут увогуле людзі іншыя: дзяўчыны менш закампалексаваныя наконт сваёй вагі, часцей сустракаеш жанчын-таксістаў, жанчын-вадзіцелей грамадскага транспарту, паліцейскіх; мужчыны больш мягкія, вельмі часта можна сустрэць татаў, якія даглядаюць за дзецьмі з нейкай жаночай энергіяй, не саромеюцца выказваць любоў і пяшчоту да сваіх дзяцей, жанчын. У прысутнасці мужчын не адчуваеш гэтай падаўляльнай, пагрозлівай мускулінасці.
Здаецца, калі б я вярнулася зараз у Беларусь, мне было б вельмі цяжка ізноў схавацца ў “шафу.” Справа не ў тым, што я хачу цалавацца са сваей дзяўчынай пасярод вуліцы. Не, насупраць, я б сказала, мы даволі стрыманыя і сціплыя. Але я не хачу, кожны раз, калі распавядаю нешта і ўзгадваю сваю дзяўчыну, выбіраць словы, гадаць, ці можна з гэтым чалавекам быць сабой ці лепш сказаць, што гэта мая сяброўка. Не хачу адчуваць гэты ціск патрыярхальнага ассяроддзя, дзе апрыёрна людзі лічуць, што твой партнёр – гэта хлопец, дзе ім нават у галаву не ўсім прыходзіць, што можа быць інакш. І канешне, я хачу быць упэўненай, што калі мы ажанімся, то гэта будзе цалкам падтрымлівацца на ўсіх узроўнях грамадскага жыцця.
Я лічу, што выбар краіны для пераезду залежыць ад вашых прыярытэтаў і вашых поглядаў. Напрыклад, мы думаем пра тое, каб вяртацца ў Еўропу, бо нам бліжэй менталітэт, культура, хаця, здавалася б, Аргентына – ідэальная краіна для прадстаўнікоў ЛГБТК+, тут прасцей атрымаць грамадзянства, прасцей легалізавацца, тут ты можаш быць сабой. Ці заставацца ў Беларусі? Мне здаецца, гэта асабісты выбар кожнага, бо на пераезд вырашаюцца не заўсэды з-за таго, якія абставіны з пытаннем ЛГБТК+, тут вельмі шмат фактараў. Але я лічу, што бяспека – вельмі важкі аргумент, і калі вы адчуваеце сябе пад пагрозай, вам цяжка і некамфортна, гэта вельмі такі моцны штуршок у спіну, што трэба штосьці мяняць ў жыцці. Жыць усё жыццё ў “шафе”, хаваць ад грамадства тое, хто ты ёсць на самой справе, гэта знясільвае і вычэрпвае занадта шмат энергіі, не кажучы пра тое, што гэта проста несправядліва, бо мы такія ж людзі як і ўсе астатнія і маем правы на тое, как быць паўнавартаснымі грамадзянамі той краіны, дзе жыве